Дьявольский пир
Мне скучно, бес…
Ярославский государственный театральный институт (мастер курса Андрей Зубков, Ярославль)
Драматические фантазии на тему «Маленьких трагедий» А. Пушкина
Фауст:
Мне скучно, бес.
Мефистофель:
Что делать, Фауст?
Таков вам положен предел,
Его ж никто не преступает.
Скучающий Фауст бездейственен, Мефистофель, напротив, напорист, физически силён, дерзок, быстр. Фауст еле заметная фигура, бледен лицом и телом, а дьявол ярок: красный фрак, кровяной сгусток. В версии ярославского спектакля «Маленькие трагедии» - это попытка то ли развлечь, то ли напугать Фауста. Четыре истории, как каталог человеческих изъянов, грехов. Сиди себе да выбирай, если сам еще не успел продаться дьяволу. Свои «лоты» Мефистофель представляет сам.
И первый лот предательство отцов и детей. Скупость и упрямство. Сценическое пространство разверзнется: лифтовые двери, закрываясь, будут навсегда скрывать согрешившего. Живые предпочитают уходить через боковые двери, мертвые не только телом, но и душой спустятся в преисподнюю особым способом.
И вот он Мефистофель в роли ростовщика-еврея Соломона протягивает медяки и идею об отравлении скупого папаши. Но сделка не удастся, рыцарь Альбер не станет жертвой дьявола, видимо, пока… А вот прогнившая душа скряги-отца давно в руках искусителя. Еврей-Мефистофель извивается, то подмасливает, то настаивает, полушепотком, смеясь, сладко плетет свои речи. Появляется он, скрытый плащом, не узнаваемый, но опасный. Мефистофель-лицедей и дальше примерит на себя неожиданные роли.
Старый барон - прогнившая душа. Если уж скуп, то по-русски: до одури, до мысли принимать «ванну» в собственных деньгах. Но сундук, как называет его сам скупец, скорее деревянный гроб.
То и дело на сцене - бал-маскарад. Толпа красиво одетых мужчин и женщин, в масках, бросают деньги за кулачные бои, которыми начинается сцена из «Скупого рыцаря», а закончат свой путь еще более обезличенной толпой, хоть маски и будут сброшены. Иногда они всего лишь отбивка для следующей сцены, порой самостоятельный организм. Но без интересных личностей: один за всех и все за одного. Даже актеры, играющие главные роли, включаясь в образ толпы, становятся безликими.
«Каменный гость». Дон Гуан - обольститель, решивший отречься от предначертанного, будет наказан за это. Центральной фигурой от чего-то становится ни Дон Гуан и даже не Мефистофель, а железная статуя рыцаря.
Главное оружие Гуана, которым он пользуется, обольщая дам, - томные интонации. Мефистофель не прячется - следит за своим подопечным. В пафосном красном костюме придет за душой Дон Гуана, провала в тартар не случится - все те же двери скроют согрешившего и судью.
«Моцарт и Сальери» - вот история, где Мефистофель смог проявить себя. Он - Моцарт, но не протагонист Сальери, а его оправдание. Он позволяет себе больше свободы, эмоционально и интонационно богаче, нежели его оппонент. Моцарт-Мефистофель сам дирижирует свою смерть, на самом деле подтолкнув к пропасти Сальери. От того Сальери словно пригвожден к стулу, неподвижен, за него все сделает Моцарт, ему останется протянуть лишь руку с ядом, бокал и тот ему подадут. Лишь в конце Сальери, словно проснется, что-то выкрикнет, но в памяти останется Моцарт, дирижирующий в луче света под Lacrimosa.
«Пир во время чумы». Жизнь людская ничего не значит. Мефистофель занимает место Вальсингама. Он здесь и интересен. Его спутницы девчонка-пацанка Мэри и бледная, невесомая Луиза выгодно контрастируют, но этого мало. Единственная актерская сила воздействия – это голос, который к концу спектакля срывается.
Показав людские пороки, Мефистофель не спасет никого. «Все утопить» - и так и будет.
Любовь Шевченко
