Классика русского сплина
Всероссийский государственный университет кинематографии им. Герасимова
(Мастер курса Владимир Фокин, Москва)
По роману Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита"
Фантасмагория в двух частях
Нечасто на афишах студенческих театров увидишь название «Мастер и Маргарита». Последний роман М.А.Булгакова одним режиссёрам кажется уже «заезженной пластинкой», другим – непосильной ношей, третьи не берутся за него ввиду густонаселённости и необходимости работать над инсценировкой, «выстригая» из романа целые главы и убирая персонажей, придумывать оригинальные ходы, сценографию, шить сложные костюмы. Но ни один из этих факторов не остановил преподавателя мастерской В.П.Фокина во ВГИКе Григория Лифанова, и на подмостках учебного театра Всероссийского государственного университета кинематографии им. С.Герасимова появился и зажил полноценной жизнью спектакль «Мастер и Маргарита».
«Мы чересчур увеличили дозу, вспомнили всё, что хотели забыть…» Из полутьмы выступают фигуры поющих известную песню группы «Сплин» персонажей, в которых легко узнаётся свита Воланда: Азазелло (Саид-Магомед Хасаев), Коровьев (Андрей Иванов), кот Бегемот (Виктор Салимьянов), Гелла (Евгения Малахова). Ещё не началось действие, ещё только «Воланд-бэнд» спел четыре строчки, а уже родилась история. «Бог устал нас любить» – вот причина, по которой этот квартет оказался в советской Москве, сменив привычное обличье. Если Бог устал, то самое время появиться на театральных подмостках московской жизни тому, кто «вечно хочет зла и вечно совершает благо».
В световых спецэффектах, видеопроекции на задник, сложной схеме освещения сразу узнаётся вгиковская школа. Технически спектакль решён очень профессионально, при всех трудностях световой партитуры молодые артисты мастерски работают на сцене. Ещё интереснее узнать, что разработана эта партитура студентом-актёром, играющим в спектакле Воланда (Шамиль Мухамедов). Сценография, выполненная режиссёром спектакля Григорием Лифановым и самими студентами курса, удивляет минимализмом и одновременно многофункциональностью: на палатке, где Бездомный (Сергей Подольный) покупает абрикосовую, - афиша с портретом Воланда, задник то меняет цвет, то становится экраном. Чёрно-белые кадры видеопроекции – словно порождение памяти персонажей: воспоминания, картинки, лица мечутся перед глазами, но нельзя различить ни черт, ни деталей.
Постановка насыщена акробатическими этюдами: отправляя Стёпу Лиходеева (Андрей Негинский) в Ялту, Азазелло и Коровьев поднимают и крутят его, Берлиоз (Марат Волошин), когда ему отрезают голову, делает несколько фуэте. А Маргарита отправляется в полёт на обруче, подвешенном к колосникам и раскачивающемся, как маятник: героиня Оксаны Обухович летит на бал весеннего полнолуния – сквозь время, сквозь память, сквозь вечность.
Нельзя не отметить и сценические режиссерские находки. Коровьев и Бегемот на заднем плане перебрасываются головой Берлиоза во время его похорон. Вывеска «Варьете» висит над сценой в зеркальном отражении: для человека, смотрящего на сцену из зала, театр ли, варьете ли – всегданемного зазеркалье. Может, потому, что, нередко, смотря на персонажа, зритель видит самого себя? Впечатляет и сцена появления в театре разносчицы телеграмм (Анастасия Шумилкина): раздаётся гром, и под него на сцене с истошным криком: «Мо-о-о-о-о-олния-а-а-а!» появляется девушка в косынке цвета коммунизма.
Особые впечатления оставляют сцены в «сумасшедшей клинике» профессора Стравинского. Долговязый профессор с бородкой (Илья Оршанский) у ВГИКовцев сам принимает какие-то лекарства, которые помогают ему справляться с приступами буйства. А каждое появление миловидной медсестры Прасковьи Фёдоровны (Ольга Антипова), то и дело напевающей в качестве успокоительно-колыбельной песни «Что стоишь, качаясь…», вызывало у зрителей неизменные приступы хохота. Стену палаты Бездомного «украшает» кровавая надпись: «Одним из самых ужасных пороков он считает трусость». Думается, именно она привела Ивана Николаевича в сумасшедший дом: страх, боязнь чего-то непонятного и высшего, увиденного в Воланде на Патриарших прудах, заставила поэта бежать на его поиски с целью предать в руки милиции. И именно за свою трусость и неспособность признать, что «кирпич просто так никому на голову не падает», Бездомный расплачивается весь спектакль до самого конца. Ведь он, в отличие от Мастера (Егор Ковалёв), своими виршами в стиле «Взвейтесь да развейтесь!» не заслужил ни света, ни иного покоя, кроме больничного.
В тексте Булгакова фраза о трусости принадлежит Иешуа Га-Ноцри, хотя произносит её Афраний, начальник тайной стражи прокуратора. В спектакле Афрания нет, как нет ни Иуды, ни приказа Пилата убить его. Прокуратор (Максим Мишарин) струсил ещё тогда, когда принимал решение об отмене казни для разбойника Вар-раввана. Струсил, понимая, что струсил, и, признаваясь, что не хочет оказаться на месте Иешуа. Был согласен с каждым словом подследственного (Никита Майоров) – и струсил. В Ершалаиме Пасха, и своими проповедями галилеянин смутит множество народа, а наместник римской власти в Иудее лишится должности. Библейские события проиллюстрированы в спектакле песней группы «Сплин» «Чудак»:
Он шёл к людям, он нес им надежду, любовь, красоту.
Люди взяли его и гвоздями прибили к кресту.
Это – вместо сотни слов о том, была ли казнь и почему «Чудак» отказывается пить «жидкость, облегчающую страдания» и «не винит за то, что у него отняли жизнь». Кажется, точнее, чем песни «Сплина», музыкального оформления для «Мастера и Маргариты» не найти. Но в спектакле органично соединяются классика русского балета (С. Прокофьев «Танец рыцарей», «Ромео и Джульетта» – в сцене бала Сатаны), советского музыкального искусства и классика современного русского рока. Что значит – роман, со всеми его смыслами и подтекстами, – вне времени.Режиссёры часто ставят его как историю вечной любви, преодолевающей преграды и идущей не только до конца, но и за грань. На мой взгляд, Григорию Лифанову прекрасно удалось сместить этот акцент: главный в спектакле всё же Мастер, его творческие сомнения и тревоги. Главное – то, что вопреки (или благодаря) всему, роман о Понтии Пилате был написан. Стоил ли он столько, сколько заплатил за него Мастер – своей судьбой, жизнью, как угодно? Думаю, что стоил.
Не нашёл в постановке отражения такой важный пласт произведения, как прощение, на которое способен только морально сильный персонаж. Только Иешуа простил обидчикам, в том числе и Пилату, свои мучения. Только Маргарита простила и освободила от навязчивого платка Фриду, которую, к сожалению, убрали из спектакля. Только Мастер смог закончить свой роман фразой: «Свободен! Он ждёт тебя!», подобно Иешуа, отпустив прежние грехи пятому прокуратору Иудеи Понтию Пилату. И правда, «очень больно смотреть, если кто-то страдает за нас».
Кажется, всё. Теперь заслужившим покоя можно отправляться туда, где будет всё, как было прежде. Азазелло принёс фалернское вино, «кони роют землю копытами», «смелее, Маргарита Николаевна», и…
И лампа не горит,
И врут календари…
P.S. И если ты не видел сей спектакль до сих пор,
То посмотри.
Анастасия Блинова
