Борис Любимов: протянуть руку к классике
О лекции театроведа, театрального критика, заслуженного деятеля искусств России, кандидата искусствоведения, профессора РУТИ-ГИТИСа и ректора Высшего театрального училища имени М.С. Щепкина Б. Любимова пишет Анастасия Блинова.
Я могу всю историю отечественного театра
рассказать, до вас включительно
Большую часть своей жизни я занимаюсь студенчеством: 40 лет работаю в ГИТИСе, 8 лет – ректор Щепкинского училища, 40 лет назад единственный год я вёл теорию драмы на режиссёрском факультете Школы-студии МХАТ, когда такой был, а недавно меня пригласили в Щукинское училище. Так что в Москве мне остался только ВГИК (смеётся).
Лет с 11 я понял: что-то буду делать в театре. "Корней" в театре у меня не было, единственное, крёстной матерью моего отца была дочка великой русской актрисы Марии Николаевны Ермоловой. Я был в доме, где она жила, на Тверском бульваре в Москве, где сейчас музей, ещё первоклассником. Тогда музей только создавался после смерти дочери Ермоловой. И многие вещи, которыми мы тогда пользовались, стали экспонатами.
Судьба привела меня в «подъезд драматургов»: у меня 76 квартира, а в 75-й жил лучший драматург того времени Виктор Сергеевич Розов. Его сын Серёжа, которого я помню младенцем, был одним из создателей и режиссёров ярославского ТЮЗа. Этажом выше жил известный в своё время драматург Сергей Алёшин. Ещё тремя этажами выше жил Алексей Николаевич Арбузов. А напротив – драматург Александр Штейн. С его сыном я сидел за одной партой в школе. И примерно с первого класса я знал все репертуарные планы московских театров. Я читал пьесы в машинописи и рукописи: ещё никто не знает, что есть такая пьеса, а я уже читаю «Иркутскую историю» Арбузова, которая пролетела ураганом по всему Советскому Союзу. Каждый год я слушал разговоры взрослых: «если Арбузов даст пьесу в этот театр, то Розов даст в этот». В соседнем подъезде жил молодой драматург Леонид Зорин, которого вы знаете по фильму «Покровские ворота» и пьесе «Варшавская мелодия».
У меня были удивительные встречи и с режиссёрами: Николай Павлович Охлопков, огромного роста человек, мощный, и небольшого роста, вертлявый Валентин Николаевич Плучек, один во главе театра Маяковского, другой – во главе театра Сатиры. И вот они с драматургами Штейном и Розовым гуляют на даче в Переделкине, а мы с моим приятелем идём и слушаем, что они собираются ставить в следующем году, про что будут писать пьесы. Сегодня совершенно отпало такое явление, как читка пьесы, когда драматург сам представляет пьесу театру. Тогда же: Штейн читает пьесу во МХАТе, Арбузов - в театре Вахтангова. И если я видел, что в подъезде появились Юлия Борисова, Василий Лановой, Владимир Этуш, Николай Гриценко, было понятно: значит, вахтанговцы пошли к Арбузову. А если вдруг видел Олега Ефремова, Игоря Квашу, Олега Табакова – современниковцы пошли к Розову.
Дело ещё в том, что я попал за кулисы театра Маяковского на последнем показе знаменитого спектакля «Молодая гвардия», который шёл с 1947 по 1959 год и где играли впоследствии легендарные артисты Евгений Самойлов, Татьяна Карпова и другие. Потом - за кулисы «Современника», который тогда ютился в гостинице «Советская», и я был приведён туда на премьеру сестрой своего одноклассника, которая была замужем за Игорем Квашой. Я помню артистов этого театра двадцатитрёх-, двадцатипятилетними. Самым старым был Олег Ефремов, которому тогда исполнилось тридцать один, это был уже, так сказать, ветеран.
Я чокнулся театром, как болельщики-фанаты могут быть чокнутыми футболом. У меня всё было занято театральными программками и еженедельниками «Театральная Москва». Я был в курсе всего, что ставится в Москве, завёл тетрадку, и, как когда-то любители футбола записывали, кто на какой минуте забил гол, стал записывать, когда и кого на какую роль, в какой эпизод ввели в театре. Я знал карту театральной Москвы так, как Штирлиц не знал расположение немецких частей. Сначала я отсматривал все спектакли самых главных московских театров, потом их же – по второму, третьему и четвёртому разу, тогда премьер в театрах было намного меньше, да и с билетами выходило проще. В 60-70-х годах невозможно было попасть в «Современник», Вахтанговский театр и, пожалуй, в театр Маяковского. Во все остальные театры были входные билеты, и я покупал билет во МХАТ за 30 копеек, это очень немного, даже у школьника они находились, и потом мог сидеть в первом-втором ряду, - свободных мест было сколько угодно.
Я сейчас студенческие спектакли люблю больше, чем спектакли взрослые, а курсовые работы – больше студенческих спектаклей. Такой спектакль, как щенок: он может стать злой собакой, бездарной собакой, а может - гениальным охотником. Мальчик может стать великим учёным, а может и киллером.
Моя семья дружила с Еленой Сергеевной, вдовой драматурга Булгакова. Она мне сама позвонила и сказала: «Ты знаешь, впервые с 1936 года, когда была поставлена, а потом закрыта пьеса Булгакова «Мольер», в Школе-студии МХАТ студенты второго курса будут показывать акт из этой пьесы. Приходи». Я пришёл. Роль Арманды играла Ирина Печерникова, которую я сразу запомнил, потому что это была лучшая Арманда, которую удалось видеть.
И как любители футбола ходят на матчи юношеских команд, можно и нужно ходить на дипломные спектакли и даже на курсовые работы. А в те годы был фантастический вал ярких индивидуальностей. На одном курсе Щуки учатся Збруев и Максакова, на следующем – Андрей Миронов и Ольга Яковлева, в Щепкинском училище на одном курсе Олег Даль, Виктор Павлов, Виталий Соломин и Михаил Кононов. Приходите 50 лет назад в Щукинское училище – увидите студента Калягина. Приходите в Школу-студию МХАТ – увидите студента Мягкова, а вместе с ним Ирину Мирошниченко, Веру Алентову. Приходите в Щепкинское училище – увидите Инну Чурикову.
В девятом классе, когда стал ходить в театр, я прогуливал школу. Родителям говорил, что иду в школу, а сам шёл в театральный музей или куда-то ещё. И, в конце концов, меня собираются исключать из школы, дают испытательный срок, но я понимаю, что я десятый класс не доучусь – настолько захватывает эта стихия театра. Решил пойти в десятом классе работать в какой-нибудь театр. Помню, первым, куда я пошёл, был Художественный театр. Но меня не взяли, и я пошёл осветителем в театр «Современник». Это был 1963 год. Родители не хотели, чтобы я работал в театре. Они махнули рукой на то, что я пошёл в школу рабочей молодёжи, но только не в театр. Они тоже позвонили Елене Сергеевне Булгаковой, и она сказала: то, что он уходит из школы – это прекрасно, а в театр не надо, театр его погубит. И, может быть, оказалась в какой-то степени права. Во всяком случае, театр меня не отпустил.
В 60-е «Современник» переехал на площадь Маяковского, где стоит памятник, и где собиралась молодёжь, и молодого парня просили: «Женька, почитай стихи», - это был Евгений Евтушенко. Вокруг «Современника» роится вся культура: Окуджава, Самойлов, туда приходят музыканты, художники, писатели. 1963 год в «Современнике» встречают два будущих Нобелевских лауреата по литературе – Солженицын и Сартр, который от премии отказался. Театр становится центром, куда стекается всё. Из Щепкинского училища пришли Олег Даль, Людмила Гурченко и Виктор Павлов. Появилось очень молодое искусство. В фильме «Мой младший брат» играли молодые Александр Збруев, Андрей Миронов и Олег Даль. В фильме «Застава Ильича» Марлена Хуциева – тоже «три товарища»: студенты Валентин Попов, Станислав Любшин и только что окончивший ВГИК Николай Губенко. «Я шагаю по Москве» - там два юных щукинца, Никита Михалков и Евгений Стеблов, и студент ГИТИСа Алексей Локтев. Молодёжь очень быстро себя реализовала. Это, пожалуй, началось с 1956 года, когда Охлопков ввёл на роль Гамлета 22-летнего Михаила Козакова. 22 года, а ты Гамлет. В принципе, можно на пенсию уходить. Проходит три года, Козаков уходит в «Современник», а Охлопков назначает на эту роль выпускника Щепкинского училища Эдуарда Марцевича, а на роль Офелии – годом раньше окончившую Щепкинское училище Светлану Немоляеву. На этот спектакль ходит вся театральная Москва. А после спектакля, когда актёров вызывали на поклон, выходил Охлопков и, обращаясь к зрителям, спрашивал: «Быть ли этим актёрам?» И зал кричал: «Быть!»
Появляются и очень молодые драматурги. Сорокалетний Зорин – это уже мэтр. Появляются молодые Шатров, Радзинский с пьесой «Нам 22, старики». На авансцену выходят юные и молодые герои, поэтому молодые актёры и режиссёры так быстро и рано формируются. И когда в театр приходят молодые художественные руководители, то в репертуаре появляются пьесы молодых драматургов, где играют молодые артисты. В Ленком назначается главным режиссёром Анатолий Васильевич Эфрос – и туда тоже приходит молодая драматургия. А когда ставит «Чайку», Эфрос идёт в Щепкинское училище и берёт прямо со студенческой скамьи Валентина Смирнитского на роль Треплева.
В Щукинском училище показывают «Доброго человека из Сезуана» Юрия Любимова, куда ходит вся Москва. Один дипломный спектакль – и он получает театр на Таганке - забирает своих студентов. Появляется много новых спектаклей, и через сезон этот никому не известный педагог Щукинского училища становится известным в Европе режиссёром.
Во главе Малого театра становится Евгений Рубенович Симонов, ему в тот момент - 37. Мы сейчас обсуждаем новую драму, которую пишут шестидесятилетние драматурги, новых режиссёров, которым давно уже за сорок. И тем временем в афише «Антимиров» и «Павших и живых» Любимова вторым режиссером значится Петр Фоменко.
Очень существенно, когда на кастинге у кинорежиссеров и продюсеров на главную роль выбирается не звезда, а где-то увиденная девочка с третьего-четвертого курса: во ВГИКе или СПбГАТИ, в ГИТИСе или в Щепке, в Ярославле или в Хабаровске ты углядел, вытащил, открыл её, и она становится главной. Рязанов же увидел в Люсе Гурченко не просто девочку на роль в "Карнавальной ночи", а звезду на оставшиеся добрые пятьдесят лет. У нее за спиной ничего не было, кроме талии, ножек и музыкальности. Не так мало, но и не обеспечивает будущее. Она пришла работать в "Современник", играла там эпизоды, а через какое-то время её оттуда выгнали как профнепригодную. Гур-чен-ко. А через десять лет - "Пять вечеров" у Никиты Михалкова, она снова снялась у Рязанова. Способность перенести удар, пересидеть и дождаться ролей, тоже очень важна. То же самое у Леонида Броневого, который не сыграл в театре ни одной главной роли, но он народный артист, имеющий 60 лет непрерывной работы на вторых и третьих ролях. Владимир Этуш до "Кавказской пленницы" 15 лет играл роли второго плана. И в то же время это единственный артист Вахтанговского театра, получивший все правительственные награды и в 90 лет ставший ректором Щукинского училища. Те, кто в 60-е годы играли главные роли, не стали ректорами, а он стал.
В современном театре изменилось практически всё. Но больше всего меня потрясает полное отсутствие драматургов на премьерах. В 60-х годах запевалами всех перемен в театре становились драматурги. Они были членами руководства СТД, ходили в театре, знали, для кого писали пьесы. Пьеса – это не только текст, но ещё и роль. Если это только текст, то он не для сцены, а для журнала «Современная драматургия». А для Арбузова было понятно, что эту пьесу он несёт в театр Вахтангова для Борисовой, а эту – для Яковлевой, а Розов пишет одну пьесу для «Современника», а другую – не для него. Сейчас же театру проще протянуть руку к классике и использовать её как угодно, или сделать текст из литературного произведения. Сегодня вы не сможете назвать драматургов (хотя среди них есть способные) которые бы определяли жизнь театра.
Картинка в сегодняшнем театре побеждает слово. Отсюда почти необязательная сценическая речь, ударения – какие хотим, такие и ставим, слова проглатываются, потому что картинка, действие, жест важнее. А режиссура театра - не картинка, не иллюстрация, а самостоятельный вид искусства, о котором еще Белинский писал, что появился новый тип актера - актер-творец. Он тогда еще не знал, что такое режиссер. И рано или поздно чувство слова, которым обладает большая литература, вернется в театр.
Если говорить о сегодняшнем студенте, то я люблю это поколение. Вы гораздо свободнее нас. Это и хорошо, и плохо. Свобода иногда приводит к распущенности, развязности, которая плоха в первую очередь для самого человека, хотя и посторонним она не симпатична. Вы сильнее нас: на первый курс приходят очень подготовленные, пластичные ребята, умеющие двигаться. Пятьдесят лет назад двигаться умели только таганские актеры. Сегодняшние студенты просто циркачи по сравнению с теми. Они и музыкальнее: 50 лет назад один Высоцкий был с гитарой, а сейчас бы посмотреть на того, кто не держит в руках гитару или иной инструмент.
Пятьдесят лет назад студенты приезжали из самых отдаленных уголков страны, из небогатых семей, и страшно тянулись к культуре и знаниям: если в ГИТИСе интересный педагог читает лекции по истории зарубежной литературы, то к нему приходили ребята из студии Центрального детского театра, где вообще трехлетнее образование. Если учишься на бюджете, то тебе знания дают бесплатно, может быть, вы вообще последние, и послезавтра примут решение, что бюджетных вузов не будет, или будет пять бюджетных мест, а остальные - платные. В вузе можно получить еще и язык, который немногие знают. А ведь неизвестно, чем ты будешь завтра заниматься. Ты можешь быть актером, а можешь быть и продюсером, главным режиссером, завлитом. Ничего не делается для того, чтобы иметь возможность подстраховаться. Вот ты получил травму и не можешь быть драматическим артистом. Но у тебя есть не просто бумажка о высшем образовании, а высшее образование.
А тех, кто учится на внебюджете, я совсем не понимаю. Вы оплатили это образование - и не учитесь. Это всё равно, что вы отдыхаете в пятизвездочном отеле: вам говорят, что здесь есть спа, бассейн, море, пляж, а вы отвечаете: "Не пойду". "Так вы же оплатили!" - "Не пойду!" И четыре года сидите у себя в номере, не плавая, не ходя на бесплатные завтраки. Я хочу привести пример. Лет двадцать пять назад, когда только появились первые иностранные студенты-платники, у нас училась студентка из Южной Кореи. Я не стал её научным руководителем, а доверил своему другу. Через какое-то время она приходит ко мне: "Борис Николаевич, педагог такой-то четыре раза пришел на 15 минут позже, три раза окончил лекцию на 20 минут раньше. Я сложила эти минуты, и у меня получилось три часа. Либо мне нужно вернуть деньги, либо пусть он три часа мне почитает". Это нормальный подход. А сейчас у нас тоже есть студенты из Южной Кореи, но они, едва поступив в Щепкинское училище, становятся щепкинцами: если можно не делать, буду не делать. Вы выбрали профессию, которая зависит от вашего физического здоровья, почти как у спортсменов, от возраста. Берегите себя, набирайтесь как можно больше всего, потому что это дает актеру глубину и тайну неразгаданную, которую всегда режиссеру интересно разгадать и поделиться этой тайной со зрителем.
